Была бесстрашной партизанской разведчицей

О партизанах, которым в войну помогала Мария Кириллова (по мужу - Зерина), написаны книги, их имена увековечены в музейных архивах. А историю 16-летней разведчицы пока знает лишь «Эхо недели»

Мирная жизнь

Мария Фёдоровна Кириллова родилась 28 ноября 1927 года в селе Кошкино Дмитровского района. Всю жизнь трудилась в колхозе. В 1948 году вышла замуж. Вместе с мужем Алексеем Леонтьевичем Зериным они воспитали пятерых детей.

После войны Мария с мужем-лесником жила на кордоне в районе теперешнего мемориала Большого Дуба. В то время освещения на памятнике не было, а на кордоне стоял электрический столб. От него и освещалось памятное место. Вечером Мария Фёдоровна включала прожектор, утром выключала.

У супругов Зериных не было совместного снимка. Дети объединили фотографии родителей и вставили портрет в рамку.

В 1977 году Мария Фёдоровна Зерина овдовела. Сегодня живет в поселке Горняцком. У нее нет статуса ветерана войны и соответствующих льгот. Из наград - только юбилейные медали...

Мария Фёдоровна сказала, что до визита репортера «Эхо недели» у нее никто никогда не расспрашивал о войне. А внуки всегда говорили: «Бабушка, тебе нужно воспоминания записать».

На мероприятиях в честь Дня Победы она поет песню военных лет о медсестре и раненых бойцах. Слушатели плачут... 

В оккупации

Дань с мирных жителей собирали не только фашисты, но и полицаи - эти сильнее оккупантов обижали людей.

В село Кошкино Дмитровского района, где жила 15-летняя Мария, немцы пришли в сентябре 41-го. «Подходят к нам, спрашивают: «Матка, хрю есть?» А наша свинья залезла в солому и не копыхнулась там, - вспоминает Мария Фёдоровна. - Они поглядели - в сарае никого нет. Стали уходить. И тут петух закукарекал - куры под полом сидели. Вернулись, всех кур подобрали, в мешки сложили. А под крыльцом гуси были - гусак закричал. И их забрали. На другой день отец поросенка зарезал. Мясо посолили, вырыли яму и туда бадью с солониной опустили. Так и съели мясо. А еще у нас корова осталась».

По словам Марии Фёдоровны, немцы к ним редко заходили. «Иду по улице. Несу чашку с огурцами и помидорами. И немец тут. Я в хату, и немец за мной. А мы обедали - семеро детей, мать восьмая. Он пересчитал: «Матка! Семь! А у меня, - два пальца показывает. - Мы не хотели воевать, но если бы не пошли, сразу - пу!» - палец к виску приставил. А полицаи лютовали».

Семья Кирилловых считалась партизанской - двоюродный брат главы семейства был в партизанах. За это их и обижали. Особенно Лаврен из соседней деревни. Арестовали как-то братьев Марии - Шурика и Ивана. Мать к Лаврену кинулась: «Товарищи! За что?» А он: «Какие товарищи!? Мы паны». Как ударил женщину в грудь - она ударилась головой о печку и упала. Тут дети закричали. И вдруг с улицы заходит другой полицай дядя Сашка. Видит, что дети кричат, а женщина лежит. Лаврена за грудь взял, в дверь вытолкал. А ребят освободил.

Староста и писарь, как сказала Мария Фёдоровна, были хорошими. В 42-м году они спасли селян. Тогда баб согнали в одну хату, мужиков - в другую. Кругом пулеметы поставили. Люди думали, смерть пришла. А староста - дядя Гришка Зыбин - отстоял своих. Немцы отпустили людей.

Кирилловы были черноволосыми, курчавыми и однажды чуть не поплатились за это. «Немцы отца увидели, закричали: «Юда-юда (евреи, - ред.)» И повели расстреливать к забору. Спасибо писарь увидал - он через две хаты от нас жил. Кричит: «Тетка Нина (Нина Григорьевна - мама Марии), скорее неси документы». Она вынесла документы, немцы посмотрели, залопотали: «Рус, Иван...» Отпустили его».

На связи

Партизанской разведчицей юная Мария Кириллова стала в 42-м. Заменила на этом посту Веру Терещенко, которую повесили фашисты.

В 42-м к Кирилловым пришли трое в немецком обмундировании. Мать к ним бросилась: «Товарищи! Какие же вы немцы, - говорит, - вон у тебя красная звездочка видна...» Партизаны открылись и с тех пор стали постоянно приходить. Братья Марии - старший Иван и младший Шурик - дежурили в это время, смотрели, чтобы полицаи не увидели и не донесли немцам.

Партизан Кирилловы и кормили, и поили. Еду носили сестры Марии. «Попросили мать приготовить им еды. Сказали, пусть девки принесут в лес, - вспоминает Мария Фёдоровна. - Мать наварила двухлитровый горшок каши. Сестры мои - Прасковья и Клавдия - понесли, куда назначили. Партизаны поели, говорят: хороша кашка, да мала чашка...

Когда в Дмитриеве повесили Веру Терещенко (она была связной), трое партизан пришли ко мне. Сказали идти в Дерюгино. Там на водокачке сидел пленный партизан. Нужно было посмотреть, сколько человек его охраняли. Мать дала мне курицу, пол-литра масла и банку молока - как будто на продажу. Все разузнала, и тут меня два полицая встречают. «Куда идешь?» - «Курицу обменять на два стакана соли». За курицу они дали стакан соли, за масло - полстакана. Говорю: «Пан, мало». А он пнул ногой - уходи. А мне это и надо было. Домой побежала. Вечером снова партизаны пришли. Я рассказала, что нужно подойти со стороны болота. Что один часовой у калитки дежурит, второй - возле будки... Ночью пленного освободили - обоих немцев без выстрелов убрали.

А еще мне нужно было узнать у старосты, когда немцы приедут дань собирать. С каждого двора собирали по два мешка зерна - мать отдавала мешок пшеницы и мешок ржи. Зерно на подводах возили за поселок Майский, там раньше совхоз был. Рассказала я партизанам, что склады забиты, зерно готовят к отправке в Германию. Не досталось оно немцам - мешки погрузили в поезд, а партизаны взорвали его под Комаричами.

Помню, послали меня партизаны в Дмитриев. Рассказали, по какой дороге идти, кто меня встретит, что спросит. Отправилась с подружками втроем: две Маньки и я - Маруська. У одной родня там была, но она боялась одна идти. Мать насыпала мне груш и яблок сушеных - как будто продавать на базаре. Пришли в Дмитриев, а у родни подружки - целая хата немцев. Нам на кухоньке послали. Утром говорю девкам: «Побудьте, а мне на базар надо». Бегом туда, куда партизаны отправляли. За домами подходит мужчина: «Куда идешь?» Я отвечаю, как учили партизаны: «В Першино». Он мне: «На всех мостах посты. Уходи тем проулком...»

Я вернулась на базар, стала яблоки продавать. Немного не продала, когда подружки подошли. Говорят, хорошо, что не продала, в дороге поедим. От Дмитриева до дома было километров 18, никто не встретил и не тронул. Вечером пришли домой. Когда стемнело, в окно постучали - партизаны. Расспросили меня, мать их покормила, и они ушли в лес.

Больше я с ними не виделась. Дмитриев освободили, они туда перебрались».

Враги называли их лесными бандитами

Бойцы Дмитриевского партизанского отряда, связной которого была Мария Кириллова, пустили под откос 25 вражеских воинских эшелонов, истребили более двух тысяч гитлеровцев.

Дмитриевский партизанский отряд начал действовать в тылу врага 2 октября 1941 года - уже на четвертый день оккупации Дмитриевского района. Командиром стал первый секретарь райкома партии Михаил Плотников. После того, как в апреле 42-го он погиб, командиром отряда был назначен Иван Свирин, а затем им стал Дмитрий Беспарточный - прежний комиссар отряда. За его голову гитлеровцы обещали вознаграждение в 25 тысяч рублей.

Иван Банных стал начальником штаба партизанского отряда, и во многом именно благодаря оставленным им воспоминаниям мы знаем о том, как много удалось сделать дмитриевским партизанам за тяжелые 508 дней оккупации. Они пустили под откос 25 вражеских воинских эшелонов, громили их обозы, нарушали телефонно-телеграфную связь, подрывали склады с оружием и боеприпасами, препятствовали фашистам заготавливать продукты и отправлять рабочую силу в Германию. Уничтожали и живую силу врага - истребили более двух тысяч гитлеровцев.

Из воспоминаний бывшего командира первой роты Дмитриевского партизанского отряда Петра Сафронова: «После таких смелых и решительных действий народных мстителей немцы с помощью карательных отрядов устраивали облавы на «лесных бандитов», и, не добившись успешного результата, вымещали свою злость на мирном населении: жгли поселки, уничтожали их жителей. Ведь в каждой боевой операции партизанского отряда вложена доля труда не только самих партизан, но и тех жителей оккупированной врагами территории, кто, рискуя жизнью, оказывал помощь, чем мог…»

Информация предоставлена музеем Партизанской славы.

Слева направо: Иван Банных, Дмитрий Беспарточный, Иван Свирин. В советской книжке Мария Фёдоровна увидела фотографию, на которой изображено командование Дмитриевского партизанского отряда. Она узнала в них людей, которые давали ей задания. Фото предоставлено музеем Партизанской славы.

Труд и милосердие

17-летняя Мария ничего не боялась. Ни крови, ни разрывов снарядов. Сестра Прасковья называла ее бегогулей - куда пошлют, туда и бежала...

«23 февраля 43-го года пришли советские войска. А до этого мы в подвале прятались - пять домов в одном. Слышим - стучат. На пороге немец: «Матка, дай млыка». Тетка Мотя кувшин молока подает и шепчет: «Что б ты подавился!» Он напился, говорит: «Ваши идут». И под горку побежал.

А мы до утра досидели, пока снаряды рвались. Когда рассвело, вышли с ведрами за водой. А в хаты нас уже не пускают - их солдаты заполнили. В хате плетушка бураков (свеклы - ред.) была и плетушка картошки, на печке тесто мать ставила, в печке - варево свиньям. Ничего не осталось - солдаты все поели. Только в подвале - он замкнут был - четыре мешка сухарей остались... Мать пошла корову доить - а ее нет. Оказалось, когда снаряды летели, она с испуга ворота поломала. Неподалеку скирда клевера стояла, много клевера отобрали - настоящий шалаш получился. Мать доску туда поставила, чтоб не обвалился. Там и нашли нашу корову. Подоила мать, и ее тут же солдаты с кружками окружили. Глядь, командир бежит, говорит: «Много не наливай. По глоточку, чтобы всем хватило». Так и попили они нецеженное молоко. Потом у нас день и ночь печка топилась - картошку варили. И сухари оставались, отдавали бойцам».

После боя стали в деревню раненых возить. Во всех домах размещали. У Кирилловых шесть человек лежали. Санитары раз в неделю приходили перевязки делать. «Как станут бинты от ран отрывать - кричат бедные солдатики, - вспоминает Мария Фёдоровна. - Больно им! Мать тогда отправила нас нарубить в лесу дубовой коры. В печке ее оттопила, процедила. Этим отваром я раны солдатам мыла. Помою, бинты перестираю. Мыла не было - в золе стирала... Однажды еще одного привели - молодого, к стеночке положили. Как полезли по нему вши! Другие кричат: «Ой, до нас доползут». Мать в сенях соломы послала, положила его, стала догола раздевать. А он стесняется. Мать: «Не стесняйся, сыночек». Крылом гусиным вшей обмела, потом солярки дала, велела голову мазать и низ. Когда повымазался, в хату его забрали. А у него и ноги поморожены до самых щиколоток. Как он кричал, когда санитары бинты снимали! Я на другой день говорю: «Спускай ноги в таз». Обливаю дубовым отваром и не бинтую, обливаю и не бинтую - пока раны не высохнут... Из соседской хаты пришел раненый под лопатку, просит: «И меня обработайте». Стала разбинтовывать, а в ране черви кишат. На скамейку положила, поливаю дубовым отваром - они оттуда шумят! На спичку ваты намотала, повычистила, опять забинтовала. На другой день только к вечеру пришел, говорит: «Сразу заснул, только что проснулся».

А еще беженцы у Кирилловых жили: бабка с дедом и двое детей. Девочка тоже раненая была. Она в подвал не успела забежать, когда с самолета бомбы сбрасывали...

Довелось Марии и хлеб убирать. «Под Комаричами поле ржи было. Такой колос хороший! В сентябре нас туда погнали на уборку - шесть человек из Кошкино. Пришли к вечеру, а вокруг ни одной хатки целой - все погорело. Где спать? Нас в подвал опустили: круглая яма, внизу солома. Холодина - нет спасения... Утром стали жать, скирдовать. А немец неподалеку был - за лесом. Как начал стрелять, как полетели снаряды! Кричат: «Ложись!..» Слава Богу, целы остались, только убило лошадь и солдата ранило.

Домой пешком шли. И снова снаряды по нам летели. Слышим, визжит, на землю падаем. Потом подхватываемся и бежим. Снова снаряд визжит, снова падаем...

Послевоенное время. Мария Фёдоровна (третья слева) и полеводческая бригада. Фото из архива Марии Зериной.

Потом проводили наших в наступление, и больше немцев не видели. Стали пахать на коровах, лошаденках. Дожили до 45-го. В День Победы на поле работали. Смотрим, верхом на лошади кто-то мчится. Так летит! Подъехал кричит: «Война кончилась, война замирилась!» В деревню пошли. А тут уже и из соседних деревень люди - к одной хате сходятся. И гармошки играют, и танцуют, и голосят...»